Про панельки
От мечты любой советской семьи до культурного феномена современности: рассказываем, как панельное жильё в России обрело культовый статус и почему про невзрачные серые районы рассказывают в музеях.
Текст: Екатерина Волкова
«Панельки» — это собирательное название построек из типовых деталей — чаще всего крупноблочных панелей. Основной их плюс — высокая скорость возведения. Но их принято ругать за плохую шумоизоляцию и хлипкость конструкции, недостаток квадратных метров и низкие потолки, визуальное однообразие. Однако именно в России — и на постсоветском пространстве, они точно стали частью визуального кода и самостоятельным культурным феноменом. Серым бетонным районам посвящены книги, выставки и паблики в социальных сетях. Панельки выступают фоном для клипов и арт-проектов, а ремесленники делают ночники, кашпо, значки и другие вещи в узнаваемой форме. Как получилось, что несмотря на все очевидные минусы в России возникла такая привязанность к панельной архитектуре?
В Третьяковской галерее на Крымском Валу есть полотно Юрия Пименова: «Лирическое новоселье» 1965 года. Молодая пара — в них узнаваемы сын художника Михаил и его жена, нежно прижимаются друг к другу посреди новой квартиры. Комнаты залиты жёлтым электрическим светом. Люди занимают очень мало пространства на полотне, художник будто хочет, чтобы мы рассмотрели обстановку: чугунные радиаторы, лёгкие межкомнатные двери почти полностью из стекла, узнаваемая жёлто-коричневая плитка в ванной комнате.
«Лирическое новоселье», Юрий Пименов. Холст, масло, 1965 год. Фото общественное достояние
Вещи ещё не распакованы, кое-где по паркету расстелены газеты. В коридоре — пара чемоданов, люстра, чайник, связки книг. Герои явно счастливы — это заметно и здесь, и на других картинах цикла «Новые кварталы». Пименов целиком посвятил его хрущёвским новостройкам, тем самым «хрущёвкам». И они первые в нашей стране примеры массовой застройки, которую ещё именуют панельным жильём. Или панельками. Художник писал о них так: «Эти однообразные светлые дома — они дали отдых многим усталым людям, приблизили их к человеческой жизни».
Были, конечно, и те, кто воспринимал переезд в хрущёвку как трагедию. Например, жители деревень, которые сносили из-за наступления городов — чтобы на их месте возвести новое жильё.
Но в целом Пименов прав: многие вздохнули с облегчением. Всю первую половину двадцатого века население российских городов стремительно росло. Особенно быстро — после революции 1917 года и в процессе индустриализации, которая началась в конце 1920-х. Строительство за её темпами не поспевало. Так что приезжающих селили либо на имеющуюся жилплощадь — и тогда её обитателям приходилось потесниться, либо в наспех сколоченные бараки без удобств.
Так, в коммуналках и бараках с туалетом во дворе, многие горожане и жили — минимум до 1960-х. Ни при Владимире Ленине, ни при Иосифе Сталине государство не сумело справиться с жилищным кризисом. Частные же компании сделать этого не могли — и в Союзе, и в других странах соцлагеря именно и только власти полностью отвечали за строительство: выделяли участки, устраивали архитектурные конкурсы и выбирали проекты, финансировали постройку.
Никита Хрущёв был первым, кто в меру своих политических и административных талантов попытался решить вопрос. В 1954 году он выступает с осуждением избыточно декорированной сталинской архитектуры и её авторов. Затем, в 1955-м, по его инициативе реформируют строительную отрасль и выпускают постановление «Об устранении излишеств в проектировании и строительстве». Отныне жильё должны строить по новейшим технологиям, быстро, эффективно и с минимальными расходами.
Кадры из фильма «Ирония судьбы, или С лёгким паром!», 1975 год
В течение 20 лет, с 1956 года по 1976 год, в одной только Москве возводится 65 миллионов квадратных метров жилья. А по всей стране — 1,284 миллиарда квадратных метров.
Но придумал всё, конечно, не Хрущёв и не архитекторы его времени.
Европейские предки
Первое панельное жильё появилось в Европе и США в начале двадцатого века, но тогда скорее в качестве эксперимента. По-настоящему востребованным оно стало после двух мировых войн, когда миллионы людей лишились крыши над головой. В 1950–1980-е панельное строительство распространилось по всем обитаемым континентам.
Проекты были самыми разными: от домов на одну семью, как в послевоенной Великобритании, до огромных комплексов, которые заполняли целые районы. В СССР чаще встречался второй вариант. И до сих пор панельные дома 1971–1995 годов — это самый распространённый у нас тип постройки. В таких живут 34 процента россиян, а ещё 14 процентов — в хрущёвках, которые строились с конца 1950-х до 1970 года. Дом типичной российской семьи — это двухкомнатная квартира площадью 42 квадратных метра в панельном доме примерно 1980 года постройки.
Первые опыты
Если бы сейчас кому-то пришло в голову открыть музей советского панельного домостроения, первые «экспонаты» следовало бы искать в Москве и Санкт-Петербурге, тогда Ленинграде. Там крупнопанельное жильё появилось ещё в сталинскую эпоху — архитекторы до Второй мировой войны искали способы строить быстрее и эффективнее.
Самый известный проект — «Ажурный дом» в Москве неподалёку от ипподрома (Ленинградский проспект, 27). Его построили в конце 1930-х по проекту архитекторов Андрея Бурова и Бориса Блохина. Название он получил благодаря бетонным решёткам фасада: на них объёмный растительный орнамент по эскизам художника Владимира Фаворского. В недавнем прошлом он был одним из ректоров главного тогда творческого института страны — Высших художественно-технических мастерских (ВХУТЕМАС).
«Ажурный дом» в Москве по адресу Ленинградский проспект, 27. Построен в 1940 году и должен был стать типовым проектом. Фото wikimedia (1,2,3)
Узоры Фаворского не только украшали фасад, но и выполняли чисто практическую функцию: закрывали внутреннее пространство лоджий. Предполагалось, что проект превратится в типовой, то есть будет многократно повторён: примеров типовых доходных домов в России до 1917 года много. Но началась война и «Ажурный дом» остался единственным в своём роде.
Сразу после окончания Великой Отечественной, при Сталине, приступить к массовому строительству тоже не могли: заводы нужно было вернуть из эвакуации или восстановить после боевых действий. К тому же значительные ресурсы тратили на строительство «парадных» ансамблей.
Когда при Хрущёве от пышных сталинок отказываются в пользу новых, более практичных серий домов, приходится целиком перестраивать линии производства и создавать новые институты. В 1956-м за дело берётся Специальное архитектурно-конструкторское бюро (САКБ) при Академии строительства и архитектуры в Москве. Его сотрудники исследуют опыт зарубежных коллег, учатся применять новые технологии и разрабатывают на основе всего этого архитектурные проекты.
Панельные дома в городе Гавр на севере Франции. Фото wikimedia/Erik Levilly
Конкретно у хрущёвских построек — французские корни. Технологию привезли из города Гавра в Нормандии, его восстанавливали после бомбардировок Второй мировой под руководством архитектора Огюста Перре, наставника Ле Корбюзье. Перре спроектировал из сборных конструкций невиданную по масштабам того времени среду: панельными бетонными домами был застроен весь центр. Помимо жилых домов, по тому же принципу были возведены церковь, ратуша и другие общественные здания.
Итак, советские власти закупают во Франции технологическую линию гаврской фирмы Раймона Камю, который запатентовал строительство из панелей. При этом советские архитекторы постоянно консультируются с французскими коллегами, а затем и вовсе приглашают делегацию к себе. А наши специалисты дорабатывают и перерабатывают технологии. Хрущёв поощряет освоение зарубежного опыта, но вот об иностранном происхождении панельных домов и он сам, и его окружение стараются скорее умалчивать.
Одним из «отцов-основателей» советского панельного строительства принято называть архитектора Виталия Лагутенко — деда Ильи Лагутенко, музыканта, лидера группы «Мумий тролль». Он проектирует серию К-7 — одну из самых распространённых в первую половину 1960-х. Иногда эти здания называют «лагутенковками».
Монтаж крупнопанельных жилых домов конструкции инженера Виталия Лагутенко в Хорошёво-Мнёвниках в Москве, 1959 год. Фото russiainphoto.ru/Наум Грановский
Большой эксперимент
По закону, памятником в России можно признать любое здание, которому больше 45 лет. В декабре 2015 года этот статус предложили присвоить двум первым московским пятиэтажкам серии K-7 — эти здания 1959 года находились на проспекте Маршала Жукова в районе Хорошёво-Мнёвники недалеко от станции МЦК «Хорошёво». Однако просьбу градозащитников отклонили: дома снесли, построив на их месте новые ЖК.
Так выглядела одна из первых московских пятиэтажек серии K-7 в Москве. Она находилась по адресу проспект Маршала Жукова, 39, корпус 3. Снесена в процессе реновации. Фото Артёма Светлова
Однако первую четырёхэтажную хрущёвку той же серии до сих пор можно увидеть. В 1958 году её возвели по адресу Гримау, 16 в Москве на месте деревни Черёмушки в составе микрорайона из 14 жилых домов. Квартал получил название Новые Черёмушки, его строили как «лабораторию, позволяющую производить разнонаправленные исследования и тестировать квартиры нового типа» — так напишут авторы проекта в 1959 году в книге «9-й квартал. Опытно-показательное строительство жилого квартала в Москве. Район Новые Черёмушки», в которой будет суммирован опыт их работы.
9-й квартал Новых Черёмушек, 1958 год. Фото russiainphoto.ru/Наум Грановский
Строительством руководит молодой сотрудник САКБ, архитектор Натан Остерман. Он специализировался на жилищном строительстве ещё во время войны — на Урале, куда он регулярно ездил с командировками, Остерман проектировал быстровозводимое жильё для людей в эвакуации. Теперь перед ним стояла новая и очень амбициозная многоплановая задача: с одной стороны, продумать как систему целый микрорайон, с другой — определить максимально экономичную и технологически выверенную конструкцию дома и оптимальный размер квартиры. Поэтому все дома в Новых Черёмушках разные: отличаются планировки, отделка и членение фасадов. Дома, кстати, не только панельные, но и кирпичные, а также из керамических блоков.
Новые Черёмушки становятся образцом для остальной страны: советские архитекторы ездят сюда на экскурсии и штудируют книгу «9-й квартал».
За пределами СССР проект тоже широко обсуждают — это первый случай после 1945 года, когда проектами наших архитекторов действительно заинтересовались в мировом архитектурном сообществе. И уже тогда, в 1962-м, Новые Черёмушки становятся частью культурного поля: им посвящают оперетту, или, как бы сейчас сказали, мюзикл «Москва, Черёмушки», на музыку Дмитрия Шостаковича. А это практически приквел к картине Пименова: молодая пара мечтает об отдельном жилье и наконец обретает его.
Строительство панельных домов в районе Новые Черёмушки, Москва, 1960–1961 годы. Фото russiainphoto.ru/Всеволод Тарасевич
Мебельный вопрос
Утопия и жизнь
Когда смотришь на эскизы и фотографии первых проектов хрущёвской эпохи, очень бросается в глаза продуманная до мелочей уличная среда: там планировали многое из того, что и сегодня готовы предоставить далеко не все застройщики.
Уже тогда предполагалось, что советский человек не должен быть заперт в четырёх стенах квартиры, а её скромные размеры с лихвой компенсируют удобства за пределами жилища. И в них стремились объединить достоинства городской и сельской жизни — причём в пешей доступности — на расстоянии 15 минут. К первому относили всевозможную инфраструктуру: магазины, школы, детские сады, клубы, кинотеатры — многие из них продолжают функционировать.
Ко второму — дворовые пространства с парковой зоной. Здания, расставленные в каре, хорошо защищали от пыли и уличного шума. Асфальт предполагался по минимуму, проезды были в основном тупиковыми — для грузовых и пожарных машин. При этом планировалось, что во дворах будут сады с беседками и пешеходными дорожками, плескательные бассейны и фонтаны. Над балконами проектировали навесы от солнца, так называемые маркизы, — и тут снова веяло французским духом!. Под окнами — палисадники и клумбы, за которыми, как предполагалось, будут ухаживать всем двором.
Дома первоначально предлагали делать по четыре-пять этажей. С одной стороны, это вровень со взрослыми деревьями, то есть в зелёной зоне, с другой, по мнению врачей, это максимальная высота, которую реально регулярно осиливать пешком. Таковы, например, общесоюзная и экспортированная в ряд соцстран серия I-464, линейка серий П в Москве, 1Лг-600 в Ленинграде.
Но как это часто бывает, планы и реальность разошлись. Строительство не поспевало за ростом городского населения. И этажность начала увеличиваться, а удобства делались всё более утилитарными.
Впрочем, советские архитекторы всё же и дальше стараются экспериментировать с комфортной средой: украшают фасады мозаиками, создают козырьки подъездов и балконные решётки необычной формы.
Панели перестройки
С 1970-х в Западной Европе панельному жилью начинают искать альтернативы, а ветхие дома сносить и перестраивать. В СССР в это же время государство активно строит панельное жильё, так как квартирный вопрос всё ещё не решён: население городов продолжает расти, к тому же активизируется кооперативная схема финансирования, когда за квартиры платят сами граждане. Вместе с тем растут и множатся спальные районы с многоэтажками П-44, «домами на ножках» II-57, шестнадцатиэтажками II-68 и домами других серий, которые стали негласным символом позднего СССР.
._Ленинградский_проспект,_дом_27,_Москва._Построен_в_1940_г.jpg#/media/File:«Ажурный_дом»_(«Дом-аккордеон»)._Ленинградский_проспект,_дом_27,_Москва._Построен_в_1940_г.jpg){kind=link}
.jpeg?uselang=ru#/media/File:Immeubles_Perret_Le_Havre_(180698403).jpeg){kind=link}
В 1990-е в России появляются такие серии, как, например, П-44Т,— её строят до сих пор. Да и вообще панельная технология далеко не всегда означает плохое качество: современные серии, такие как П-111М, С-222, С-220, Д-25, КОПЭ «Парус», во многом лучше зданий, которые построены иным способом. В них есть подземные парковки, они более устойчивы к землетрясениям и другим природным катаклизмам, а квартиры в них просторные и разнообразные по планировкам.
Типовой дом КОПЭ «Парус». Эта серия появилась в 2003 году и название получила из-за больших полукруглых лоджий, которые напоминают паруса. Фото istockphoto/bopav
Но судьбы панельного домостроения и отношения к нему в бывшем СССР и других странах где-то вот тут и расходятся. Это связано и с разницей в системах управления: в Великобритании, например, такие здания оставались в приемлемом состоянии, пока их поддерживало государство. А с начала 1970-х, когда разразился мировой нефтяной кризис, средств и сил на это выделяли всё меньше, и зачастую панельки ветшали и превращались в жилье для беднейших слоёв населения. Там нередко отключали за неуплату воду или электричество.
В результате во многих странах такие районы часто проблемные и в искусстве выступают как место антиутопии. Например, вспомнить «Заводной апельсин» Стэнли Кубрика, где использованы бруталистские пейзажи комплекса Park Hill в городе Шеффилде.
В современной российской культуре панельное жильё иногда тоже предстаёт депрессивным местом, где остро чувствуется одиночество, — как многоэтажка, в которой обитала Ольга из «Ночного дозора» Тимура Бекмамбетова. И всё же если вы окажетесь в петербургском Купчине, московском Чертанове или любом другом спальном районе, то вы вряд ли ощутите открытую опасность.
Подобной маргинализации у нас не произошло ещё и потому, что на момент начала расселения коммуналок в городах, то есть на момент исхода граждан «из общих ульев в личные гнезда», как говорил герой фильма «Покровские ворота», общество уже было основательно классово перемешано. Уже профессор медицины пожил с рабочим завода в одной коммуналке. Так они и переезжают в одну панельку — только в разные квартиры.
А ещё в условиях плановой экономики и дефицита панельки долгое время оставались безальтернативной формой жилья. Так что в современной России вырасти среди панелек — это не что-то, что маркировало человека как маргинала. Бетонные микрорайоны — просто фон, привычный и повседневный. Кто-то воспринимает их как символ детства — с хоккейной коробкой, скрипучими качелями и бабушками на лавочках во дворе.
Свет в окне ночника
Да, конечно, в постсоветское время жильё стало разнообразнее, а люди получили возможность снимать и покупать квартиры в любом понравившемся доме. И на этом фоне стали лучше слышны голоса тех, для кого панельное жильё стало чем-то необязательным и непривычным, — именно в этот момент начинается их превращение в настоящий эстетический феномен.
Эстетизация делает панельку музейным объектом. Художник Павел Отдельнов пишет картины об «эстетике пустырей», как метко обозначила этот культурный феномен искусствовед Ирина Кулик. А Александр Гронский создаёт фотосерии на ту же тему. Не хватает пока только полноценного музея панельного жилья. Но почва для этого уже самая благодатная: сохранилось множество чертежей, планов, макетов и артефактов, но главное — человеческих историй. Миллионы людей в России любят или ненавидят панельки, но хорошо помнят и знают их. А очень многие по-прежнему в них живут.